Маленький секрет Лёли

Этот рассказ я посвятил своей хорошей знакомой: Светлане Пирожковой из города Мариуполя, она замечательный человек и настоящая волшебница.

Озорной солнечный лучик заглянул в детскую, легко спрыгнул с подоконника на ковер, быстро пробежал дистанцию до угла с игрушками и запутался в длинной гриве плюшевого льва. Поскакал по домику для кукол, разбрызгал светлое свое счастье по стеклянному шару с вечно заснеженной елочкой. Заскучал среди так и не убранных вчера карандашей и альбомных листов с нарисованными самыми красивыми принцессами. Задрожал на краю стола, как котенок, готовящийся охотиться на страшный и непобедимый бантик. И под шелест листвы за окном перепрыгнул на лицо Лёли.

Девочка поморщилась, лучик настойчиво и упорно пытался пролезть ей под веки, безмолвно, но радостно рассказывая, что новый день уже пришел. «Вот я готов с тобой играть, а ты все спишь», — нетерпеливо говорил он. Лёля заворочалась и чихнула. В распахнутые глаза с разбегу влетел цветной и яркий мир. Не было недовольного и глупого утреннего ворчания и мечты о чашке кофе или выходном. Кофе Лёля не любила, а выходной и так уже наступил. Как все дети, она была гораздо умнее многих взрослых и считала, что выходной день нельзя тратить на такие глупости, как сон, потому что он, выходной, слишком быстро заканчивается. Но об этом можно не думать, ведь сегодня суббота, а завтра воскресенье и у нее есть целых два дня отдыха от умножений и прочих глаголов. Не то чтобы девочка не любила школу, но иногда учеба надоедала.

Лёля легко спрыгнула с кровати и прислушалась: на кухне звенела посуда, значит, мама встала, и можно не бояться идти на кухню. Мама, изрядная соня, сегодня собиралась идти с подружками в салон красоты «наводить марафет», как говорила она. А это означает, что папа будет с ней целый день. Можно будет пойти в парк, на карусели, объесться пирожных и не обедать. У папы вообще был очень мягкий характер. Если мама всегда следила за диетой своей и дочки, то раскрутить папу на что-нибудь вредное, но вкусное не составляло труда. Девочка была не по годам развитой, она понимала, что если тебе страсть как хочется новую «барби», то это к маме, папа только брезгливо усмехнется. А вот если купаться, пока губы не посинеют, или проиграть в тире «бешеные деньги», — это лучше к папе. Когда-то Лёля принесла маме листик с нарисованными зубами и спросила: так они выглядят — «бешеные деньги»? Папа тогда смеялся так, что сел мимо стула.

Девочка влезла в тапочки и пошла на кухню попить воды. Как оказалось, мама еще не встала, это папа судорожными глотками пил из стакана свою «лечебную» соленую воду. Лёля когда-то попробовала, и ей очень не понравилось, хотя кто сказал, что лекарства должны нравиться? У папы были красные глаза и всклокоченные волосы, видно, вчера был очередной поход в клуб. Да и ругались они вчера с мамой, но тихо, не в полную силу. Иногда они так ругаются, что мама даже тарелки бьет. Наверное, им нравится, думала Лёля, иначе зачем тогда ругаться? Папа внимательно посмотрел на нее и улыбнулся:

— Чего поднялась ни свет ни заря, вампиренок? – папа называл ее вампиренком в шутку и Лёля не обижалась. Она сама полгода назад посмотрела мультфильм «Семейка Адамс», замоталась в черную шелковую простыню и бегала по квартире, крича: «Я вампир! Я вампир!» Так что сама напросилась. – Сегодня ты поступаешь в мое распоряжение, так что готовься к дедовщине!

Это тоже была шутка, только ее смысл девочка так и не поняла. Но это означало, что у папы хорошее настроение и можно из него, как говорит мама, веревки вить.

— Ну и какие планы на сегодня? – продолжил папа.

— Давай в парк сходим? – сердце девочки екнуло, а вдруг не согласится? Папа согласился.

Настроение из хорошего стало просто праздничным. А если попробовать уговорить…

— Папа, а я так давно на лошади не каталась…

— Будет тебе и лошадь!

Девочка, взвизгнув, кинулась на шею отцу. От него пахло табаком и вчерашним пивом, но все равно он был самый лучший. А завтра маму, мелькнула практичная мысль, можно будет уговорить поехать кататься на катере.

— А вечером танцевать?

— И что ты так на эти танцы рвешься каждый раз? – усмехнулся папа. – Танцы как танцы, а тебя за уши не вытащишь из зала.

— Это, папа, большой секрет, – вполне серьезно ответила Лёля.

— Ну, секрет, так секрет, – вздохнул папа. – Давай, шагай чистить зубы, балерина!

День пролетел, как падающая звезда, красиво и очень быстро. Остались воспоминаниями рябая кобыла, что все норовила попробовать на зуб Лёлину зеленую шляпку, в сотый раз покрашенная карусель, только в глазах ребенка красивая, а вообще-то, убогая. Ушла в безвозвратное и радужное прошлое летняя кафешка с притрушенным тертым шоколадом мороженным, где папа с сомнением попробовал эклер, и хохотал, когда Лёля с разочарованием плевалась выклянченным пивом. Как такую гадость можно с таким довольным лицом пить? Но все это уходило, чтобы прийти через много лет, пониманием счастья и чувством ностальгии.

А сейчас они подходили к дворцу. Именно так и считала девочка, ей действительно казались волшебными бастионами обшарпанные стены построенного еще при Сталине дворца культуры. Взрослые, конечно, не понимали, вообще, взрослые многого не понимали. Папа с мамой считали, что девочка занимается просто танцами и наивно полагали безобидную секцию очередным развивающим развлечением дочери. Но еще был секрет… Нет, не так, еще был Секрет.

Папа, недовольно бурча, уходил в холл ожидать Лёлю: он опять хотел посмотреть на тренировку дочери, и опять его не пустили. «Есть показательные выступления, там и смотрите, — учитель была непреклонна. — А сейчас вы будете только отвлекать ребенка». Лёля с вожделением смотрела в зал, но она знала, что, если войти в зал сейчас, то волшебство не состоится. Чудеса — штука капризная: только что не так сделаешь и сбежит, как тень в пасмурный день. В раздевалке уже собирались ее друзья. Да именно так: сначала в раздевалку, и не просто одеться, как полагается, но еще и поговорить.

Разговор тоже должен быть особенным, ругани или там споров учитель не терпела. Вежливо, и правила вежливости тоже не просто школьные, друг друга надо на «вы» называть, как будто уже на королевском балу собрались бароны и княгини. То, что княгиня могла прибыть с расцарапанной котенком рукой, а барон забывал уши чистить, значения не имело. Несколько минут, и Лёля уже вошла в нужную колею.

— Анюта, милая, а что вы думаете о новом мультфильме студии Дисней? – как к графине, обратилась девочка к подружке, это звучало бы странно в любом другом месте, но только не на пороге волшебного зала.

— Ах, дорогая Лёля, мне так кажется, что он очень хорош. – Графиня прыгала на одной ноге, пытаясь попасть ногой в капризный гольф, получалось не так уж и плохо, но очень долго.

— Анюта, а почему бы вам не присесть на лавку? – подсказала Лёля, но упрямая Анюта уже смогла надеть носок и победно смотрела на подружку. Потом вспомнила, что остался еще один, и со вздохом села на лавочку.

Дети переодевались торопливо, наверное, поэтому и долго, наконец, они стайкой ярко раскрашенных попугайчиков забежали в зал. Учитель осмотрела их и, убедившись, что пришли все, закрыла дверь на ключ. Она обернулась к ученикам и приветливо улыбаясь, сказала:

— Добрый вечер, дети!

Дети ответили хоть и не хором, но одинаково:

– Добрый вечер!

— Начнем, – толи спросила, толи просто сказала она и, покачав в пальцах поцарапанный ключ от зала, уронила его в открытый карман. Люстра мигнула, на несколько секунд стало темно, и вот, зал преобразился: закрашенный красной облупившейся краской дощатый скрипучий пол сменился зеркальным, с выложенной по центру из разных пород дерева розой, паркетом. Пластиковые панели стен исчезли, уступив место шелковым гобеленам. Одежда детей изменилась тоже, дешевые платья и костюмчики с лейблом «сделано в Китае» уселись на плечах и талиях лучше голливудских нарядов.

Дети опять вздохнули с восхищением: настоящее волшебство всегда вызывало у них восторг. Это не пьяный дядя Миша, школьный слесарь, прикидывающимся дедом Морозом, у них вела танцы самая настоящая волшебница. Вот она стоит и сверкает, как алмаз. Из просто красивой женщины, к которой частенько пытались подкатиться папаши, стала царственной и ослепительно прекрасной. Уж к этой царице не хватило бы наглости лезть с предложением поплясать в клубе.

Как всегда, в правый дальний угол вышли трое высоких и тощих эльфов одетых в расшитые серебром зеленые рубашки и черные штаны. Барабанщик, скрипач и гитарист. Поначалу дети побаивались их. Острые уши и мелкие, неестественно белые зубы внушали опасения. Но они только играли и даже не разговаривали с детьми, и те привыкли к этой странной троице. Гитарист как всегда брезгливо, двумя пальцами взял магнитофон и поставил его за парчовую штору на подоконник.

Они стали играть вальс, легкие звуки потекли по залу. Дети выстроились в две колонны, мальчики напротив девочек. В пару к волшебнице вышел из стены журавль в смокинге, он был серьезным и вовсе не смешным, хотя птица во фраке должна была вызывать улыбку. Журавль поклонился волшебнице, и мальчики повторили его движение. В ответ волшебница сделала реверанс, и девочки вслед за ней тоже. Она закружилась в танце, и дети парами, как отражения, стали повторять следом. Несколько минут, и уже не было нужды прикасаться к полу, и пары в завораживающей симметрии парили в воздухе. Дети смеялись от счастья и радости. Они летали, да не просто так, а еще и танцевали при этом.

Сколько это продолжалось? Неделю? Час? Год? Но вот, музыка стала стихать, и дети один за другим спустились на пол. Они тяжело дышали, а глаза сверкали, словно звезды. Эльфий оркестр и журавль молча поклонились и ушли. Зал постепенно становился таким же, как и был. И даже волшебница набросила на себя шаль обыденности. Дети были этим огорчены, но не слишком, ведь будут танцы еще и в среду, да и неделя промелькнет быстро. Они подходили к ней и вежливо прощались. За Лёлей пришел папа, и они тоже направились к выходу.

Зал опустел, волшебница стояла в центре и задумчиво наматывала на палец длинный локон. Потом пошла в угол вытащить магнитофон из-за шторы, эльф делал вид, что забывает поставить его на место, на самом деле он просто брезговал лишний раз прикасаться к «штуке, способной изувечить любую музыку». Ее каблуки гулким эхом раздавались по пустому помещению. Она стояла у окна и смотрела на украшенный вечерними огнями город. Лёле, почему-то показалось, что ей грустно.

— Папа, давай я тебя возле входа догоню? – попросила девочка. Папа пожал плечами и пошел вниз. Девочка подошла к волшебнице и увидела, что она плачет. – Ой, а что это с вами? – прошептала девочка, которая и представить себе не могла, что волшебница может плакать.

Волшебница посмотрела на нее. Как объяснить ребенку, что злые гоблины из банка опять грозятся включить пеню, а старая колдунья заведующая требует еще больше денег за аренду помещения. Что древними манускриптами приходится писать глупую и никому не нужную документацию, которую и читать-то толком никто не будет. Разве стоит ребенку знать, что у волшебницы может быть трудное время? Нет, не нужно ребенку этого знать.

— Ничего Лёля, это мне соринка в глаз попала, – солгала волшебница. – Волшебницы ведь не плачут никогда.

Лёля прижалась к ней и прошептала:

— Не плачут…

— Тогда пусть это будет наш маленький секрет, договорились?

— Договорились…

Через всю жизнь Лёля пронесла этот секрет и никому не говорила, что волшебница тоже может плакать.